Рисовать абстракция: Рисовать абстракцию легко или сложно? Почему абстракция

Альбомы для рисования

Только зарегистрированным

Творчество, побеждающее болезнь. Дети с ДЦП рисуют абстракции

На Рождественском подворье Белгородской епархии многолюдно. За столом под навесом на открытом воздухе сидит десяток детишек с мамами. Перед ними — бумага для рисования, краски, кисти, поролоновые валики.

— Любая краска — это восторг! Просто посмотрите повнимательнее, — говорит стоящий у мольберта седоволосый мужчина с собранными в хвост волосами. Это художник Владимир Курдюков.

Сначала может показаться, что проводится творческое занятие для учеников воскресной школы. Но дети, сидящие за столом, — особые. Это воспитанники семейного интеграционно-коррекционного лагеря «Парус мечты». Сюда на неделю со всей России приезжают дети от двух до 16 лет с диагнозом ДЦП и с ограниченными возможностями. В августе проводится уже третья смена. Первая, пробная, прошла летом 2015 года. Нынешняя организована по инициативе Фонда русского абстрактного искусства (Фонд РАИ) при поддержке Белгородской митрополии и руководства области.

Организаторы верят, что творческие занятия помогут детям не только лучше развиваться. Возможно, для кого-то из них рисование станет делом жизни, как когда-то случилось и с сыном Владимира Курдюкова, также имеющим диагноз ДЦП.

Никита

Владимиру Курдюкову 61 год. В молодости успешный художник, которому коллеги прочили блестящую карьеру, и представить не мог, что ему придётся заняться разработкой методики развития детей-инвалидов с помощью живописи. Но всё изменилось, когда у него родился сын Никита.

— Ему сейчас уже 33 года. У него первая группа инвалидности, он до сих пор ходит с палкой, шкандыбает как-то, но он молодец во всех смыслах, старается. Мы с детства занимались с ним специальной гимнастикой. А рисовать я с ним начал, когда ему исполнилось восемь лет: требовалось разрабатывать руки, чтобы была точность движений. Однажды в каких-то неуклюжих на первый взгляд рисунках я увидел много потрясающего. Мы стали рисовать более содержательные вещи. В 10 лет он участвовал как профессиональный художник в молодёжной выставке на Кузнецком Мосту.  Он придумал себе псевдоним: Никита Кникта. Он закончил Мюнхенскую академию художеств, проучившись там шесть лет, и живёт в Мюнхене, но приезжает сюда и продолжает учиться. Мюнхенская академия — это хорошо, но вообще-то академия — это я! — смеясь говорит Владимир Курдюков.

Историей и опытом художника заинтересовалась учредитель Фонда РАИ Ольга Ускова. По её приглашению Курдюков стал проводить мастер-классы «Цвет как эмоция» в лагере. Метод работы он никогда не формулировал: всё зависит от ситуации. Но подход один — дети должны изображать не конкретные предметы, а свои эмоции по определённой теме. В основном дети рисуют абстракцию. Причём могут выбрать любой способ — те, кто может держать кисть, пишут кистью. Другие же берут поролоновые валики или наносят краски на бумагу пальцами. Занятие длится 40 минут — за это время дети не успевают устать.

— Сейчас я рисую осень, — в качестве примера рассказывает художник на мастер-классе. — Возьму жёлтую краску. Вчера это у нас был пляж, солнце, а сегодня будет осень. Рядом нарисую другим цветом. У всех будут свои формы, разные. Не стоит ничего копировать. Будем по возможности самостоятельно рисовать. Я надеюсь, что у вас получится не только не хуже, но и значительно лучше, чем у меня. От вчерашних художников я был в восхищении!

Организаторы лагеря, как и Владимир Курдюков, прекрасно понимают сложности, с которыми сталкиваются родители детей с особенностями развития. Председатель благотворительного фонда помощи инвалидам «Луч света» Наталья Смолянина тоже воспитывает дочь с диагнозом ДЦП.

— Я знаю, как тяжело детям, родителям, которые практически не бывают в обществе. На протяжении многих лет они находятся в четырёх стенах. К нам они приезжают семьями. Дети раскрепощаются, родители получают эмоциональную подпитку, успокаиваются. К нам приезжают не только с диагнозом ДЦП, в июне была смешанная группа, куда входили аутисты, даунята, дети с различными неврологическими заболеваниями.

Фима 

На лицах родителей, сопровождающих детей в лагере, можно увидеть самые разные эмоции. Кто-то сосредоточенно помогает своему ребёнку рисовать, кто-то успокаивает раскапризничавшегося сына, который то ли утомился и не хочет держать кисточки и валики в руках, то ли недоволен выбором красок. Среди десятка мамочек выделяется ухоженная женщина с каре, глаза которой сияют от радости. Она водит по бумаге кистью, держа руку 16-летнего сына, и это явно доставляет ей огромное удовольствие.

— Фима, какой выберем цвет?

— Бежевый! — отвечает мальчик и начинает петь песню «Ты моё дыхание» Ады Якушевой. Фима не видит. Но знает названия всех цветов. Благодаря своей маме он буквально рисует музыку. Синяя краска у него ассоциируется с песней «Во Франции неважные дела» Никитиных, а коричневый — с «Атлантами» Александра Городницкого.

— Под определённый цвет он хочет спеть ту или иную песню. Вчера он пел совсем другие почему-то! — удивляется мама Фимы.

Помимо рисования мальчик активно занимается музыкой. Он умеет играть на многих инструментах: на фортепиано, аккордеоне и флейте. Последние два инструмента они взяли с собой в лагерь.

— Трудно сдержать эмоции, когда видишь этих детей — как у них горят глазки! — говорит Ольга Ускова. — Мы все счастливы, мы все находимся в едином эмоциональном свечении. Проходишь во время занятий мимо детей и их родителей — мурашки идут по коже. Ты понимаешь: совершенно всё равно, как ты выглядишь, свободно у тебя пальцы движутся или ручка немножко скована. Потому что ты своё добро, свою любовь, свои эмоции можешь передать разными путями. И если сознание открыто, то человек может быть счастлив.

Ускова уверена, что для любого человека внутренний мир важнее внешнего. И развитие духовного мира создаёт ощущение счастья и формирует дальнейшую судьбу. В своей работе они ориентируются на теорию всеобщей контактности советского учёного и художника Элия Белютина. Он утверждал, что через серьёзное эмоциональное напряжение можно произвести переключение работы человеческого мозга в креативные зоны, что позволит открыть новые способности или усилить существующие.

«Для детей с ограниченными возможностями это палочка-выручалочка. Чем меньше у человека возможностей реализоваться в обычном мире, тем сильнее получается результат в творчестве»

Из текста этой теории фонд сформировал учебник, который будет представлен в сентябре. 

Лада

Недалеко от стола, где проходят занятия, есть импровизированная выставка — к натянутой верёвке прищепками прикреплены работы детишек. У одной из девочек рядом с листом бумаги и красками лежит тетрадка, куда она записывает свои стихи.

— Я здесь отдыхаю, учусь и лечусь и получаю удовольствие, — говорит 14-летняя Лада, которая приехала в лагерь уже в третий раз. Её сопровождает мама и любимый питомец — рыжая такса. — Я раньше рисовала, но рисунки у меня плохо получались очень. А вот сейчас у меня вдохновение! Ещё я занимаюсь эстрадным вокалом и пишу стихи, записываю их в тетрадь.

Митрополит Белгородский и Старооскольский Иоанн уверен, что лагерь помогает детям поверить в себя и раскрыть свои творческие возможности, о которых некоторые порой даже не подозревают.

— Мы пытаемся показать детям их будущее, чтобы они могли ответить на вызовы, которые так или иначе в жизни случаются, творчески, с помощью наших специалистов, родителей, — говорит митрополит. — Мы все вместе решаем трудную задачу — не просто вернуть ребёнка в социальное пространство, а помочь ему поверить в себя. Дай бог, чтобы это начинание нашло сторонников. Мы верим, что в России найдётся очень много людей, которые будут помогать детям творчески развиваться и преодолевать все недуги.

Документация JDK 19 — Главная

1. Главная
2. Ява
3. Java SE
4. 19

Обзор

• Прочтите меня
• Примечания к выпуску
• Что нового
• Руководство по миграции
• Загрузить JDK
• Руководство по установке
• Формат строки версии

Инструменты

• Технические характеристики инструментов JDK
• Руководство пользователя JShell
• Руководство по JavaDoc
• Руководство пользователя средства упаковки

Язык и библиотеки

• Обновления языка
• Основные библиотеки
• HTTP-клиент JDK
• Учебники по Java
• Модульный JDK
• Руководство программиста API бортового регистратора
• Руководство по интернационализации

Технические характеристики

• Документация API
• Язык и ВМ
• Имена стандартных алгоритмов безопасности Java
• банок
• Собственный интерфейс Java (JNI)
• Инструментальный интерфейс JVM (JVM TI)
• Сериализация
• Проводной протокол отладки Java (JDWP)
• Спецификация комментариев к документации для стандартного доклета
• Прочие характеристики

Безопасность

• Руководство по безопасному кодированию
• Руководство по безопасности

Виртуальная машина HotSpot

• Руководство по виртуальной машине Java
• Настройка сборки мусора

Управление и устранение неполадок

• Руководство по устранению неполадок
• Руководство по мониторингу и управлению
• Руководство по JMX

Client Technologies

• Руководство по специальным возможностям Java

Рисование за пределами линий: Ричард Дикон прослеживает 100 лет абстракции | Рисунок

Преднамеренный, как мысль, или первобытный, как крик, рисунок может быть многим. Оно может описывать что-то увиденное или ощущаемое, а может быть вещью в себе, безотносительно к видимому миру.

Здесь есть все виды рисунков, от напряженных, проволочных линий Миры Шендель до искаженной перспективы Ричарда Райта, в которой наклоненный горизонт навсегда изгибается. Глядя на него, чувствуешь себя плавающим или ныряющим. Посмотрите достаточно долго, и вы почувствуете, что череда маленьких золотых отметин уводит вас за горизонт, чтобы они исчезли в пустоте белой бумаги. В некоторых работах я представляю, как художник часами корчит над бумагой. Другие появляются случайно и внезапно, как чих.

Скульптор Ричард Дикон, посвятивший последние пару лет выбору этой выставки, начинает свое вступительное эссе с простой мысли о том, что любой рисунок в каком-то смысле абстрактен. Это всего лишь следы на поверхности. Абстракция имеет много уровней, как концептуально, так и с точки зрения исполнения. Одновременно язык и вещь, рисунок столь же изумителен и загадочен, сколь он может быть простым и ясным. Можно возразить, что маленькие восхитительные рисунки Аниша Капура, пастели Джона Голдинга и работы Джексона Поллока на самом деле являются скорее картинами, чем рисунками, и что работы Дома Сильвестра Уэдара, сделанные на пишущей машинке, — это действительно конкретная поэзия, но какого черта. Ведь рисунок есть везде.

Удовольствия от этой выставки столь же разнообразны, как и сами работы. Бумага вырезана ножом Гордоном Матта-Кларком, проткнута Анни Альберс, на нее плюнул пистолет-распылитель Джон Лэтэм и прошла кошка (хотя участие кошки в одном из рисунков Элисон Уайлдинг не более чем случайное отступление). ), — это лишь некоторые из материальных гамбитов.

Это во многом личный выбор Дикона, и он переносит нас из начала 20-го века и духовных тетрадей шведской художницы Хильмы аф Клинт через крошечный супрематический рисунок Малевича – немногим больше, чем беглые записи на клочке пожелтевшего листа бумаги. бумага – до 1951 Джексон Поллок, в котором Поллок использовал следы, просочившиеся через рисунок на пористой тутовой бумаге, на нижележащий лист, оставив узор из пятен с нечеткими краями, которые он затем обработал белой гуашью. Рисунок Поллока почти, но никогда полностью не превращается в образ. Глядя на него, я ловлю себя на том, что сопротивляюсь желанию найти фигуры или вид, подобно тому, как мы видим лица в облаках. Это желание возникает невольно и, вероятно, заложено в нашем мозгу.

Рисунки такие маленькие и изящные, что приходится прижиматься носом к стеклу, чтобы их разглядеть. Ричард Серра прямолинейный, как удар. Он продолжает приближаться к вам. Он размером с голову. Но когда я смотрю, она начинает меняться, и я начинаю видеть в ней пещеристую дыру. Форма наклоняется к одному краю бумаги, и жирная крошка масляной палочки кое-где оставляет на плотной бумаге нечеткие следы. За углом находится большой черный квадрат, состоящий из тесно заштрихованных линий, нарисованных поверх тонкой серой мазки Сэма Мессенджера. По его краю многочисленные метки, где художнику пришлось прочистить засорившееся перо пера. Эти пятна больше, чем просто остатки. Они дают облегчение взгляду, где-то выходят за рамки повторяющейся, настойчивой работы самой площади. Есть в них что-то трогательное.

Здесь есть рисунки, на которые, должно быть, ушли часы, дни и даже недели. Другие были делом минут или мгновений. Крошечный рисунок Малевича, вероятно, занял минуту или две. Распыление чернильных точек Джоном Лэтэмом заняло ровно одну секунду, когда он использовал краскопульт на куске загрунтованного дерева. Там не так много. Но не нужно многого, чтобы задержать нас и заставить нас искать. Здесь можно провести часы. Как все убедительно.

Рисунки из альбома Хильмы аф Клинт 1906-1909 гг. с их спиралевидными карандашными торнадо передают стремительное, затаившее дыхание, почти яростное чувство экзальтации. «Геометрический дизайн с зеркалом» иранского художника Монира Шахруди Фарманфармаяна кажется частью бесконечно размножающегося узора, который продолжает выходить за пределы бумаги. Все чудо в геометрии. Нарисовав краской скотч прямо на стене, Виктория Хейвен представляет нам две открытые формы, сгибы и соединения которых образуют невозможные фигуры, изгибающиеся вокруг самих себя. Они как бы переговариваются со зрителем. Нечто подобное происходит и в рисунках Томмы Абтс, и в причудливо сочлененных формах Евы Хессе – они словно смотрят на петлицы, на поворот воротника или на спадающий рукав. Но это не совсем так. Они слишком непознаваемы, и я утопаю в том, что она оставляет неописанным.

Некоторые рисунки здесь как места: огромная черная работа Эммы Макнелли погружает зрителя во тьму. Вырисовываются аморфные пустоты. Подойдите поближе, и то, что выглядит как брызги, распадается на тысячи идеальных кругов и звенящие повторяющиеся метки, все заключенные в какой-то темноте. Здесь действительно можно потерять себя. Может быть, художница тоже пытается потерять себя.

Повторяющееся нанесение меток, сделанных вручную, созданных с помощью компьютера или напечатанных на пишущих машинках, является темой ряда работ. Один рисунок Лотара Гётца, выполненный цветным карандашом, выглядит как напыленный шелк. Другой, с линиями, нанесенными гуашью и серебряным карандашом, исходящими из двух точек, наклоняющихся и наклоняющихся, когда смотришь. Глаз никогда не может быть неподвижным.

Взгляд на рисунок может привести нас к процессу расшифровки и описания, а также к обитанию в этом воображаемом пространстве перед нами и блужданию по его отметкам и пустым проходам. В средние века не было шариковых ручек или фломастеров для украшения пещер, но мы все еще можем реагировать на рисунок так, как будто все это было сделано вчера. Мне трудно смотреть на рисунки, не желая уйти и начать делать что-то самому. Это искушение, перед которым трудно устоять. Рисование может привести нас в места, которых мы не ожидаем, настолько, что я сам чувствую себя абстракцией.

Сила абстракции — ANNA MARIA VARGIU

Моя любовь к деталям началась в очень раннем возрасте, и еще несколько лет назад я не представляла, как рисовать без них. Что бы я ни рисовала в детстве, мне больше всего нравились мелочи: усы на кошке, заплетенные гривы у лошади, бант на платье или оборки на переднике мыши.
Когда я стал старше и пошел в среднюю школу, мой интерес переключился на человеческую фигуру, но мое внимание к деталям осталось. Как волнительно было нарисовать блестящие локоны, обрамляющие лицо модели, или подчеркнуть тень, отбрасываемую напряженным мускулом, смягчить края на мясистом бедре и медитативно прорисовать каждую ресничку на портрете.
Однако область, окружающая главный предмет моего рисунка, не была моей сильной стороной. Единственное, что я удосужился сделать, чтобы сделать фон более интересным, это придать ему цвет. Я придерживался мнения, что фоны были чрезвычайно скучными и необходимым злом.

В то время я стремился научиться рисовать, как Караваджо или Микеланджело, чье мастерство в изображении человеческих фигур поражало меня. Мое восхищение их работами побудило меня поступить на курс живописи в академию классического искусства, и, как ни странно, именно во время этих занятий мой вкус и взгляд на искусство резко изменились.
Много разных вещей способствовало падению моих предыдущих героев со своих пьедесталов, но я думаю, что могу выделить три основных фактора.

Преимущества цейтнота
На первом курсе художественной школы мне часто приходилось снимать сложные позы живых моделей менее чем за пять минут, что заставляло смотреть дальше заманчивых деталей человеческого тела. Для того, чтобы точно нарисовать всю фигуру за такое короткое время, я не мог просто начать с головы и прорисовывать все вплоть до ног, следуя контуру тела. Вместо этого, после месяцев практики, я обнаружил, что рисую не голову, руки или ноги модели передо мной, а направляющие линии позы, начиная с основных и заканчивая более мелкими. Результат был не таким поэтичным, как закругленные линии, которые я обычно рисовал, но эта структура прямых линий, казалось, намного лучше улавливала суть позы модели И оставляла место для корректировок.
Я еще не знал, как я потерял свою одержимость деталями анатомии человека, поскольку это изменение в моей технике произошло без моего полного осознания этого. Только когда я начал преподавать пару лет спустя, я понял, что научился ценить абстрактную ценность реальности. Раньше все, что я видел, глядя на предмет своего рисунка, был список отдельных, осязаемых вещей. После этого я увидел связь между каждой отдельной частью, потому что у меня развился целостный взгляд.

Обучение у великого учителя
Что также помогло мне понять важность «целого», так это уроки учителя рисования первого года обучения Питера Дюрье, который открыл мне глаза на мир композиции. На его курсе я познакомился с предметами, которые раньше никогда бы не стал рисовать, такими как интерьеры и пейзажи. Я научился упрощать сложные предметы, находить баланс в тщательно подобранных блоках, экспериментировать с разными кадрами и видеть преимущества использования ограниченного количества значений вместо бесконечного их диапазона. Я пришел к выводу, что причина, по которой я находил одни вещи более привлекательными, чем другие, заключалась не в том, что они были богаты деталями, а в их балансе между общим и частным, в напряжении между четкими формами и простыми формами, в иерархии сильных сторон. тональные контрасты и более слабые. Короче говоря, я начал оценивать силу рисунка или картины, основываясь на ее абстрактной силе.

Восхищение эффективностью Сорольи
Наконец, знакомство с работами Хоакина Сорольи очень сильно повлияло на мое художественное развитие во время учебы в художественной школе и после нее. Я никогда не думал, что влюблюсь особенно в его пейзажи, потому что я всегда клялся, что мне никогда не понравится этот жанр. Однако то, как этот мастер пленэрной живописи мог передать солнечную атмосферу морских пейзажей, сухую жару лета внутри страны, а также свежесть весны в часто очень упрощенных, но при этом чрезвычайно точных цветовых блоках, произвело на меня настоящее впечатление. Это было совсем не похоже на суровые пейзажи шестнадцатого века, которые я знал, или на сдержанные цвета из Гаагской школы. Глядя на работы Сорольи, я чувствовал себя как на Сардинии, ощущая палящее солнце, погружаясь в яркие краски идиллических пляжей или прогуливаясь по пыльным дорогам, украшенным рядами опунций. Однако меня не только охватила ностальгия, когда я анализировал картины испанского мастера, я также осознал, какое невероятное мастерство требуется, чтобы так эффективно рисовать, передать атмосферу сцены несколькими мазками, которые виртуозно и точно помещены под то, что вероятно, был крайний дефицит времени, вызванный поворотом солнца и изменением погоды.
По мере того, как я видел все больше и больше работ Сорольи, я знал, что хочу рисовать так же, как он: на открытом воздухе, быстро, в поисках способа изобразить неотъемлемую красоту моего окружения. Мой интерес к подробным выражениям лица драматически составленных произведений Караваджо и тяжелой светотени стал для меня слишком искусственным, поскольку я полюбил более красочный и спонтанный стиль.

Новый взгляд на вещи
Переход от увлечения мельчайшими деталями и сильного предпочтения портретов к энтузиазму быстрой работы кистью и широкому спектру жанров был изменением, за которое я благодарен.
Теперь я знаю, что ключом к тому, чтобы научиться ценить любой предмет, является игнорирование конкретного и переход к абстрактной основе реальности. Речь идет о том, чтобы научиться меньше думать и лучше выглядеть.

Этот «новый взгляд» — важная тема курса рисования, который я веду последние пару лет, и я подумал, что было бы неплохо использовать структуру этих живых занятий в серии постов о рисовании. из жизни.
Я надеюсь, что вы останетесь со мной, когда я буду писать о том, как изменить ваше отношение к рисованию, найти инструменты для эффективного и точного рисования и использовать их для создания ярких композиций и красивых произведений искусства.

Увидимся в следующий раз?

Избранное изображение: Цуккини, набросок, сделанный несколько лет назад

Что такое абстрактное искусство? Давай выясним!

Абстрактное искусство не имеет отношения к реальному миру, вместо этого обращая внимание на свой статус объекта искусства — «искусство ради искусства», как некоторые могли бы сказать. Но он может принимать самые разные формы, от скульптуры до фотографии, рисунка и инсталляции. Он также может быть выполнен в огромном диапазоне стилей, от диких, выразительных красок до чистых геометрических форм и линий. Если вы сомневаетесь, спросите себя: вижу ли я в этом произведении что-то настоящее? Если нет, скорее всего, это абстрактно.