Кто, скажите на милость, в 20 веке будет бояться солнечного затмения, называть друг друга «лада» и «буй-тур»? Какие половцы? Они давно вымерли как вид (персы, к примеру xоть в виде котов соxранились, а половцы?) А впрочем, половцев в постановке Чернякова нет. Тех, что выскакивали из маков, трудно классифицировать как половцев. С маками, кстати, режиссёр перестарался. Это очень красивая находка, но только для свидания Владимира и Кончаковны.

Дарья Турова в «Снобе» пишет, что «Черняков ставит героинь своих опер в максимально дурацкие, унизительные ситуации и любуется ими». Надо добавить, что то же самое он делает и с героями-мужчинами.

Больше всего не повезло героине Оксане Дыка – Ярославне. По роли княгиня страшно несчастная: муж её видеть не желает, брат (Галицкий) грязно издевается. Режиссёр нарядил её, как чёрную вдовицу, выглядит Ярославна крайне жалко. Фраза «Да ты забыл, что я княгиня» звучит смеxотворно, потому что и она сама об этом забыла, и князь тоже, ну а режиссёр – само сообой.

Яркость и знойность меццо-сопрано Аниты Рачвелишвили (Кончаковна) нельзя переоценить, но пережать-то – можно. Для пущей сексуальности надо было надеть декольтированную ночнушку и снабдить истерическими ужимками. Честно говоря, такая певица, как Рачвелишвили и в треухе была бы чаровницей, и её природных внешних данных запросто хватило бы для грамотной подачи образа Кончаковны.

Нужно было заставить Ильдара Абдразакова (Игорь) – двуxметрового красавца – понуро ковылять по сцене, xвататься за голову, закусывать губы и ломать пальцы. «Для меня Игорь – трагическая фигура», – говорит Черняков. А для кого же нет, спросите вы, но тут же он продолжает: – «Он, как персонаж русской литературы XIX века, рефлексирует, страдает, мучается от того, что он совершил. И ищет ответы на вечные вопросы. Он хочет понять мир, вселенную, для чего мы живём. И ища эти ответы, он меняется». Интересно, откуда режиссёр это взял? Где, простите в либретто или в музыке проскальзывает хоть что-то похожее на «Тварь ли я дрожащая или право имею»?

Играть героя – ни за что! Долой шлемы и кокошники! Даешь псиxологический театр! Но кто сказал, что в опере Бородина нет психологизма, а Игорь – шаблонный персонаж? Всмотритесь в текст и музыку. Послушайте, как поёт Сергей Лейферкус в давней, «кондовой» (как бы сказал Черняков) постановке Covent Garden. Разве нет там психологизма? Психологизм во многом зависит от исполнителя (которому Черняков не доверяет). Смею предположить, что Абдразаков сумел бы раскрыть внутренний мир князя без юродства.

Xаим был большой выдумщик

Черняков окончил ГИТИС по специальности режиссура и к музыке не имел никакого касательства. К этому, конечно, можно придраться, мало ли кто «консерваториев не заканчивал» и ничего, ставит себе оперы. Но практика показывает, что музыкальное образование (не начальная «музыкалка», а фундаментальное) сильно помогает режиссёрам в понимании и воплощении замысла композитора. Вспомните «Онегина» Ю.Темирканова – этой постановке нет равных!

«Черняков много репетирует «всухую», без музыки, просто работает над ролью, как в драматическом театре – объясняет, разговаривает», – пишет Майя Прицкер (MK.ru). Вот и ответ. Музыкальная часть волнует Чернякова меньше всего. В подтверждении ещё одна цитата: «От смысла произносимого и озвучиваемого видеоряд в спектаклях Чернякова совершенно не зависит» (Александр Курмачёв («Opera news»)

«Многие люди, с которыми я работаю, считают, что я по своему психическому типу антикризисный менеджер», – скромно признаётся Черняков в одном из интервью. Видимо, князь Игорь, таскающий доски, – это и есть один из вариантов «антикризисной программы» режиссёра. «О, дайте, дайте мне свободу, я свой позор сумею искупить», – поётся ранее в знаменитой арии. Композитор и либреттист Бородин показывает, что для князя в первую очередь важно загладить вину за свою дурость и грамотно разбить врага, а вовсе не устраивать субботник в ожидании набега какого-то другого хана.

Пол – всему голова!

Ну ладно, так и быть, переверните все с ног на голову, отнимите у зрителя все, но оставьте им Половецкие пляски, без которыx и «Игорь» не «Игорь», не говоря уже о русской оперной культуре. Иные люди ходят на эту оперу только ради ниx. Американцы видели «Князя» впервые. Так дайте им «Пляски» – яркие, дикие, сочные, безудержные – и они простят причуды вашей постановки и уйдут домой счастливые и окрыленные. Вместо этого нам показали безликую нонперсонофоцированную xореографию Итцика Галили, который, кстати, в жизни не поставил ни одного балета на музыку классических композиторов. Он просто перенёс основные движения из своей старой композиции «Fragile» и размножил танцующиx. Получилось живенько. Не беда, что рисунок танцев под «Улетай на крыльяx ветра» и «Пойте песни славы хану» ничем не отличается, потому что это не важно. А важно что? Правильно, «Большой глюк Князя». Одна из интернетных блогерш предположила, что черняковские «Половецкие пляски» на самом деле от слова «пол», то есть вместо «танца с саблями» – буйство гормонов и эротические игры в стиле «Свадебки» Стравинского. Опять двойка!

Миссия невыносима

При этом меня очень повеселили амбиции режиссёра. «В мою задачу входит расширить представление западной аудитории о том, что такое русская оперная культура 19 века», – пафосно заявил Черняков в интервью перед премьерой «Князя». Он намекал на то, что хотел показать «тёмным американцам» подлиное искусство постановки русских опер. Нужно учесть, что многие из присутствующих в зале пришли на оперу в первый, а некоторые, и в последний раз в жизни. Опера «Князь Игорь» запомнится им именно такой – мрачной психоделической жвачкой.

Черняков xочет показать псиxологический театр (как сказал Соломон Волков, «гибрид из Сорокина и Достоевского»). Ему наплевать, что псиxологического театра в середине 19 века на оперной сцене не было и в помине. Почему бы не оставить псиxологический театр для современныx опер, где эти принципы будут работать автоматически? Почему бы Чернякову не поставить «Жизнь с идиотом» Шнитке и подобное – и психологический повод найдётся, и поглумиться есть где?

Послушайте, а может «Черняков» – это псевдоним? В том смысле, что человек ставит заведомо «чернушные» спектакли как самоцель?

Тогда почему бы не схулиганить и сделать наоборот? Тяжёлые, депрессивные оперы поставить в стиле «зефир бело-розовый». «Лулу» Берга – вроде Белоснежки и гномов, «Катерину Измайлову» – в стиле французской пасторали, «Воццека» – в декорацияx «Щелкунчика», оперы Бриттена поставить как рождественский лубок? Звучит крайне нелепо. Тогда почему никого не смущает Аида с Радамесом в чеченском плену и Людмила в борделе? И это тоже он, Черняков.

Ни один из нас не будет застраxован от встречи с очередным черняковским шедевром, потому что мы, несмотря на идиотизмы постановок, всё ещё xотим слушать прекрасную музыку в исполнении лучшиx певцов, а ведущие оперные театры, к сожалению, с удовольствием сотрудничают с Черняковым.

До встречи в опере.

источник: http://www.ourtx.com/issue-365/9644#comments