Сцена первая
Лес. Слышится отдаленный звук охотничьего рога, крики Егеря: “Загоняй! Стреляй! Собаки вперед!”. Затем слышится странный лай собаки…
Вбегает Егерь с охотничьим рогом в одной руке, с корзинкой в другой, лает на ходу. Целится из рога, как из ружья.
Про первые две сцены: Холодно. От ума. Все герои, кроме Егеря, неживые. Шварцевость. М.б. это комплимент. Но, со временем я стал чувствовать, что Шварц замечателен, но как Юрий Петрович Любимов сегодня никому на фиг не нужен. (Извини за категоричность, на полутона просто времени нет. А полутона есть.) Я понимаю, почему неживые гномы – вы связали себя именами, стали их рабами. Имена дороже характеров. Вернее, вы пытаетесь их увязать, и это получается местами натужно. Хотя я согласен, что назвать гномов как-то надо, и от принципа «недельки» никуда не уйти. (Дни недели, цвета радуги, ноты, семь невест ефрейтора Сбруева, что еще?)
Но почему Принц неживой? Почему он-то так напыщенно разговаривает в первых сценах?
Кое-где получается, пишете для взрослых, но вспоминаете вдруг про адрес, и возникают такие заковырины: «Что бы еще переместить в пространстве? В смысле разбросать?» Кому гном адресует это пояснение? Он мыслит сложными периодами, так и разговаривает. И совершенно, на мой взгляд, не озабочен переводом на общедоступный. Вы нигде этого не заявляете. Это мелочь, но я ведь здесь все о мелочах.
И еще: пьеса длинна раза в полтора. Это точно. Все равно ее будут сокращать режиссеры. И выкинут самое главное. Сцену знакомства с гномами я бы сократил вдвое. И дальше бы тоже искал возможности для сокращения. Они будут только на пользу. Было бы Гнома три, пьеса бы сама собой сократилась, и мало чего потеряла бы.
Вот вдруг живое: «КОРОЛЕВА. Я тебе устрою “не сезон”!.. Чем опять в лесу занимался? Охоту изображал? Докладывали мне крестьяне, что бегаешь ты по лесу на четвереньках и лаешь… Правда это?» И взрослым смешно и детям. И вообще, Королева живая. (А «вы» в диалогах, по-моему, пишется с маленькой буквы.)
По сюжету (очень, кстати, хорошо выстроенному). Мелочь, но раздражает: что же это Королева не предусмотрела, что они вдвоем с Белоснежкой могут оказаться перед Принцем?
«Легкие и печень». Это игра в Пресняковых, и вам она не идет. То есть, она не идет ко всему, что написано вами до этого и после этого. Просто другая эстетика. Скажем, если бы я хотел вставить ваши печень и легкие в моего «Про того, который ходил…», отторжения бы не было. А здесь…
Он ей про смерть, а она про свадьбу – хорошо, трогательно. Но ситуацию можно и развить. Докрутить. Когда она говорит, что все равно покончит с собой. Мне кажется, тут есть какой-то маленький резерв.
Вот и начало второго акта: две страницы (компьютерных!) гномских разговоров, а могло бы по смыслу быть четыре фразы. Точно, надо делать трех гномов. Т.е. если так уж необходимо семь (по мифу), то пусть остальные молчат. В одной сцене трое ведут действие, в другой оставшиеся четыре.
Поцелуй Принца получился какой-то недраматический. Вы, наверное, нарочно это сделали, чтобы уйти от шаблона, но вышло как-то слишком облегченно. Поцеловал, даже не зная, что она умерла. А она и встала тут же. А это ведь кульминация – их встреча.
И финал. Как ни крути, а в домике гномов история закончилась. И освобождение зеркала выглядит довеском. Если бы после встречи принца и Белоснежки Королева появилась в доме гномов, то как-то можно было бы с ней разбираться. А специальную сцену выстраивать – послесловие.